Шрифт:
Закладка:
Морав мысленно рассмеялся – для него эта задача не представляла большой сложности. Нюх у юноши, благодаря тому что Рогволд учил его на волхва-целителя, был настолько развит, что он мог определить состав почти любого зелья по запаху. И уж тем более для него не составило труда выбрать чашу с безвредным напитком, хотя для неопытного человека жидкость в чашах источала одинаково сильный аромат. Это было сделано специально, чтобы испытуемый не унюхал запах яда.
Во всех шести чашах находился страшный яд из растения, которое называлось водяная бешеница[163]. Его дух, едва пробивающийся через другие запахи, нельзя было спутать ни с каким другим. Он живо напомнил Мораву запах баркана[164] (или кароты, как называли это растение викинги), корнеплоды которого кривичи приносили в дар покойнику – клали их в лодью, перед тем как сжечь ее вместе с телом усопшего.
Морав почуял запах водяной бешеницы сразу. Не колеблясь ни единого мгновения, он решительно взял чашу с безвредным напитком и с видимым удовольствием выпил ее, потому что от волнения у него пересохло в горле. Да и как не волноваться, если юноша точно знал, что противоядие от водяной бешеницы знают очень немногие, даже самые искусные целители теряются при отравлении этим ядом.
«Значит, хоробры владеют секретом противоядия», – мельком подумал Морав. Ведь не могли же они спокойно наблюдать, как новичок умирает в страшных муках. Иначе гридей не напасешься – не так уж много людей можно было назвать волкодлаками. А научить человека оборотничеству практически невозможно. Сила из ничего не появится. Волкодлаком нужно родиться. Поэтому хоробры-наставники и рыщут по всем племенам, родственным русам, в поисках будущих вождей и военачальников, коими обычно становились их воспитанники.
Но это было только первое испытание, пожалуй, самое легкое. Потом Морава проверяли, как он ориентируется на слух, может ли ходить по горящим угольям и терпеть сильную боль, способен ли отбить летящую на него стрелу или дротик и, наконец, в состоянии ли он передвигаться в полной темноте по топкому болоту.
Твердь хоробрых-волкодлаков находилась в окружении гиблых болот. В эти места не забредал ни человек, ни какая-либо другая живая тварь, разве что болотники, спутники Лиха Одноглазого, повелителя топей. Они обладали даром быть невидимыми, их было много, и все разные: оржавники, обитающие в болотах, где добывали железную руду, вировники – те, что жили в вирах, самых гиблых и глубоких местах, багники, живущие в торфяных багнах, и совсем уж вредные анцыбалы, от которых иногда и заговоры не спасали.
В общем, выйти ночью в незнакомую болотистую местность мог только сумасшедший. Тем не менее Мораву пришлось прочувствовать на своей шкуре все «прелести» такой прогулки. Для этого еще один наставник, помоложе, чем Твердислав, которого звали Сигвид, несколько дней водил его по болотам (в том числе и ночью), чтобы Морав привык к ощущению постоянной смертельной опасности и больше полагался не на длинную жердь в руках, с помощью которой он нащупывал более-менее надежные тропки среди топей, а на внутренне видение.
Морав выдержал и это испытание с честью. Самым главным для него оказалось преодолеть страх перед болотной нечистью. Воображение юноши настолько живо нарисовало ему болотников, что иногда ему казалось, будто они идут по пятам. Сначала он оглядывался, из-за чего едва не угодил в виру, откуда не выбраться, а потом, что называется, закусил удила и плюнул на свои опасения.
После этого дело пошло гораздо лучше, и Морав вполне уверенно дошел до небольшого островка, где его уже ждал Сигвид. Правда, потом он узнал, что за ним все-таки следили опытные хоробры. Это их обостренное чутье юноши приняло за болотную нечисть. Они страховали Морава, ведь неопытного новичка вполне могла засосать трясина, чего нельзя было допустить ни в коем случае.
Со стороны реки, которая то пропадала среди болотистой местности, то снова появлялась, твердь хоробрых заметить было невозможно. Разве что по горящим очагам и кострам, да и то вряд ли, потому что дрова подбирались такие, что мало давали дыма, да и подсушивали их основательно. Дома, а точнее землянки, издали напоминающие небольшие холмики, были очень искусно замаскированы. На их крышах даже посадили небольшие деревца, а перед входом росли ели, за густыми ветвями которых рассмотреть дверь не было никакой возможности.
Морава поселили в общей землянке на десять человек. Все они были гриди, обучающиеся третий год, поэтому на новичка смотрели свысока, правда, работами отроков-слуг не нагружали. А обязанностей у неудачников хватало. Отроки заготавливали дрова, носили воду, занимались уборкой землянок и отхожих мест, и все это помимо учебы, которая для них не отменялась. Причем была она куда как жестче и напряженнее, нежели у тех волкодлаков, которые изначально обладали Силой и успешно прошли полагающиеся новичкам проверки на пригодность к дальнейшему обучению…
Мысленно отвлекшись от своего занятия, которое входило в совокупность способов выживания в любых условиях, Морав ощутил приступ удушья. Он преодолел его лишь огромным усилием воли. Когда его начали засыпать землей, он быстрым движением закрыл подолом рубахи лицо, устроив над головой с помощью рук шалашик. Он не знал, возбранялась эта маленькая хитрость или нет, но ему точно было известно, что в таком случае образуется воздушный пузырь, и если воздух расходовать по чуть-чуть, то под землей можно продержаться очень долго. К тому же Морав, благодаря сосредоточенности, которая сродни тому моменту, когда человек, уже почти бездыханный, но бессмертная душа еще не покинула его тело, дышал такими мизерными порциями, что будь он на поверхности земли, его признали бы умершим.
Справившись с удушьем, Морав неожиданно погрузился в странный мир видений. Он вдруг оказался в пространстве, где не было ни земли, ни неба. И уж тем более не было ямы, в которой он лежал, придавленный землей. Вокруг него летали, роились какие-то странные, бесформенные создания. Большей частью они не обращали внимания на Морава, который отчаянно пытался найти хоть какую-то точку опоры, но иногда существа подплывали (или подлетали) ближе, и тогда юноша начинал различать некое подобие тел.
Существа были разные: одни вполне приятные (по крайней мере, по ощущениям), а от других веяло